ИЗ ДНЕВНИКОВ, Т. 5 НОЯБРЬ 1995. Мой первый большой сейшн в Москве после семилетнего перерыва, в сквоте на Остоженке. Среди действующих лиц - Оля Арефьева, Вовка Кожекин, Вовка Орский и другие общие знакомые.
Половине народа я сказала адрес, другим — стрелку (18.45 в метро Кроп.)... «Как думаешь, много будет народу?» — спросила я Вовку меньшого. — «Человек 20». Мы с В.-большим только переглянулись. Приезжаем, гляжу — никого нет… и тут, батюшки, в центре зала толпа — человек 60. Тут тебе и Фаворовы, и Олька, и Никита Головин (откуда?), ну, куча народу, я вчера ночью посчитала — насчитала только знакомых 24 мужика и 12 герлов, а незнакомых еще вдвое больше, а может, и еще больше. И, срочно обще-поздоровавшись, ка-ак припустила я самым скорым шагом одна вперед! И пока неслась эти 5 минут по Остоженке, изредка оглядываясь на настигающую меня толпу, всю жизнь свою вспомнила, все равно как перед смертью. И почувствовала, как дикой энергией наливаюсь — от всего этого: мокрого тротуара, вечерних домов, желтых фонарей и сиренево-подсвеченного неба, и уже поняла, какой п.здец ожидает нас в завершение этой безумной недельки. Поднимаюсь по неосвещенной лестнице, врываюсь на флэт — а там уже огромнейший тусняк, и в самой большой комнате, устланной картоном и совершенно пустой (это храм Сурьи — он нам его любезно предоставил, и если пожалел — то намного меньше, чем обрадовался), кроме столика с благовониями в углу, — некто Вадик, Олин знакомый и поклонник, компьютерщик и выпускальщик компактов — ладит свои микрофоны. Блин, — говорю, — это еще зачем, обещали же. Я в микрофон петь не буду! Или это все равно? — Все равно, — говорит, да так ласково, как с больной. Эта публика обычно так со мной и разговаривает. А уже народ кой-какой заползает и усаживается, вот Доктор в углу и с ним Ксюха, и Олькина Ксюша-подпевалка, ну и тут все пришли, и Давид и Никитаев и Петька и Вовка и Хихус все одновременно, ну и Леня, конечно, со своей видеокамерой; и Питон с видеокамерой, и я, в общем-то чтобы не смущаться, тут же стала всех строить, сделалась, как Олька говорит, «свирепая», тут же стали мы с на все готовым Вовкой-меньшим чего-то играть, подстраивать все гитары, ну и так постепенно началось, уж не помню с чего — наверное, с «Все так просто…» — а народ все прибывал и прибывал, и постепенно получилась такая команда: Олька с гитарой, Сталкер, Вовка с гармошкой, Алик с гитарой, Кит с какой-то банкой вместо барабана. Пела я вначале сидя, потом гляжу, не идет звук, — встала, и тут все покатило с невероятной силой. Вовка большой нажрался оч. быстро — еще бы! — в противоп. комнате пили водку и курили траву; у Никиты Головина в рюкзаке, уж не знаю откуда, было 13 б. водки. Вообще бухла было немеряно, но я просила коньяку, а его не было, наконец пошли и принесли мне персональную бутылочку кажется, «Арго», и выпила я совсем чуть-чуть, а развезло — на миллион, точнее, разнесло, развертело и вставило. Встала я, значит (это еще мне ничего не принесли), Сталкер: «давай и я с тобой постою», и играли мы рядом, он совершенно мокрый, так что пот с носа капал, на разъезжающейся фаворовской гитаре, — она хорошая, но не для такой силы, конечно... В какой-то момент я сказала: «Мы имеем честь представить вам проект “Новые ворота”». Больше не говорила почти ничего и уж, конечно, обошлось без названий песен. Сказала только, что «мы хотим поломать дурацкую традицию сейшенов», и еще — «вот мне умная мысль пришла: в своей жизни я любила разных мудаков, а они меня обламывали, и я от этого писала песенки, а вы меня теперь за них любите, вот ведь как смешно». Изредка пела Олька, т. е. мне подпевала все время, а свои совсем чуть-чуть, хотя список трогательный был у нее составлен; но как только она начинала свое — тут же драйв падал, и все начинали выползать курить, и надо было срочно это подхватывать, не давать сползти в нормальный сейшн, а... дрючить до последнего конца! Поэтому мне казалось, что ногти на правой руке вот-вот загорятся (и сейчас они черные и сточенные), и вообще ощущение такое, будто привязали тебя к лошади на полном скаку и волочат, ну, то есть like a rolling stone. И даже тихие песни вызывали бурный восторг и не обламывали драйв.